Не успеешь оглянуться — бац! — жена надоела!

Еще вчера, казалось бы, все было нормально, даже обсуждали, куда летом ехать, в Сочи или на Гваделупу, а тут не только трахаться, не только вместе в ванне мыться, не только ехать на Гваделупу, даже смотреть на нее противно. Тошнит. Пошла бы ты вон! Уйди! Уйди!

С чего бы это?

Если тебе надоела жена, не переживай: ты не первый столкнулся с такой ерундой! Каждый год брака может оказаться критическим.

Жена может надоесть после пятнадцати лет совместной жизни или даже двадцати пяти, а может надоесть через семь лет (все сходятся, что это особенно опасный возраст брака) или через пять, или вообще в первый год. Дело не в том, когда она тебе надоест, а как быстро.

Видимо, есть критическая масса неприятия жены. У каждого эта масса разная. Каждый по-разному готов терпеть брачную жизнь. Некоторые даже наслаждаются ей или делают вид.

Одни позволяют жене практически все, а другие — фактически ничего. Тем не менее, несмотря на различия, в самом русском браке изначально заложен взрывной механизм.

Часы тикают. Время пошло! Далеко не всегда можно обезвредить семейную бомбу, увернуться от взрыва.

Настолько красиво и красочно быть в русской сказке невестой, настолько противно и гадко быть женой, сварливой, тупой, мелочной, злой. Да еще и злопамятной!

Все сказки носятся с невестушкой, все герои за нее жизнь отдадут, а за жену кто отдаст жизнь?

Про это сказка сухо молчит. Русская сказка не щадит жену настолько, что даже само слово «жена» истерлось, как половая тряпка, и стало крайне непривлекательным.

Жена в русской сказке — не помощница, а супостат, подрывающий все благие замыслы мужа. В сущности, она в браке выбирает путь самоутверждения, но, самоутверждаясь, она каким-то образом саморазрушается. Одни руины. Жена — элемент семейной энтропии.

Волшебная сказка до сих пор не отделена от действительности. Сказочные роли перекочевали в повседневную жизнь. Кое-какие углы срезались, что-то подчистилось, но суть не изменилась.

Переходя из положения невесты в статус жены, русская женщина оказывается в критическом состоянии.

Девичьи мечты о замужней жизни порождены противоречивыми мотивами. Тут и романтические представления о новой жизни, основанные, среди прочего, на желании вырваться из-под опостылевшей власти родителей, тут и панический страх остаться старой девой, быть не выбранной, осрамиться на ярмарке невест.

Сами поиски жениха в русской практике насыщены страхом позора. Даже после того, как роль родителей в этих поисках исторически свелась к нулю, сама идея выборного начала не стала устойчивой, как не стали даже относительно понятны в народе и основы политических выборов.

Свобода выбора пугает у нас молодых и старых, потому что в структуре здешней жизни само понятие свободы не прописано, а выбор вообще похож на иностранную кальку.

На первый взгляд, свобода выбора предоставляется любви. Это чувство разрекламировано в культуре с таким размахом, что оно может показаться достаточным.

На самом же деле, затмевая не сильно крепкий юный разум, любовь зачастую оказывается лишь порывом влюбленности и не оформившихся желаний.

Расчет же оказывается или слишком грубым, или беспомощным. В конечном счете мы получаем незрелость решения, которое изначально нуждается в исправлении. Но это относится к молодо-зелено.

Более зрелый и осмысленный поиск предлагает упаковать в одну корзину разные понятия. Удачный брак, сходя с небес на землю, нуждается в оправдании.

Современный человек может убедить себя в чем угодно. Любовь нередко прилагается к поиску как извинительный повод, хотя хитрость мышления может выдать ее за основную причину выбора жениха.

В таком состоянии смятения, которое свойственно поиску жениха, уже заложены семена отчуждения от будущего мужа.

Каким бы муж ни был, он в перспективе должен быть повержен как герой. Ему, как ни парадоксально это звучит, надо отомстить. Его надо опустить. Все это не поднимается до уровня сознания, а пребывает в незавершенности подсознательного замысла.

Однако после свадебного пира, который так или иначе списан со сказочной модели и оказывается вневременным событием, наступают необратимые явления брачной жизни.

Жена постепенно погружается в состояние своего семейного статуса. Она начинает маленькую войну с мужем. Она подчеркивает со смехом его маленькие недостатки, его неловкости и неуклюжести. Затем она начинает грызть более крепкие орехи. Она начинает сомневаться в том, что муж хорошо делает свое дело, и на это она невзначай начинает ему прозрачно намекать:

— А вот твой коллега, Иван Иваныч, он лучше разбирается в твоем бизнесе, чем ты… Честное слово!

Честное слово жены — это дорогого стоит! Казалось бы, зачем? Какой смысл подрывать родному человеку, с которым спишь в одной кровати, его самооценку, подсылать ему одну за другой темы для комплекса неполноценности?

Но, по-первых, человек вообще несовершенен, и, обнаружив несовершенство мужа, проесть ему плешь не составляет большого труда.

Во-вторых, жена утверждается в своей значительности и самостоятельности, когда подкалывает мужа. Это кайф! Она открывает для себя важную вещь: он не такой, каким казался ей во время влюбленности. У него слабое чувство юмора, он медленно соображает и не сексуальный гигант.

Он, скорее, посредственность. Она начинает его пилить: то он слишком молод, то слишком стар, то слишком мал ростом, то воняет по утрам и образование никудышное.

Кроме того, она при нем обносилась вдрызг! А жена убеждена, что она и трахается лучше, и веселится радостнее. И вообще она — лучше!

Из этого следует, что ей пора начать оглядываться по сторонам. Незаметно для себя задаваться вопросом: а кто тут интереснее его?

У нас жены не останавливаются на достигнутом, им хочется искать в браке совершенства, они уверены, что они соответствуют совершенству и они поднимаются по ступенькам своих идеалов к вершинам вершин — принцу на белом коне.

Так возникает тема гибридной неверности. Неверность может затрагивать мораль и заполнять фривольные мысли, а может вместе с тем шагать дальше: во флирт (а что тут такого?), в кокетство (оно только красит женщину!), ну и в распутство (а что, нельзя, что ли?).

Если муж терпелив и занят своими делами, он медленно дозревает до мысли, что жена превратилась в обычную сварливую (или бесстыжую) бабу с противным характером.

Она подхватывает все, что говорят враги мужа, и выдает это за истину в последней инстанции.

Она переходит, не замечая того, в реальные враги (я же сказал: супостат!) своего мужа. И сует ему под нос вражеские доводы.

А если муж ловит с ходу перемену в своей жене и понимает ее неотвратимость, то он сталкивается с дилеммой: или жить с нелюбящей и противной, или сразу гнать ее в шею. Лучше, конечно, гнать. Так возникает та самая тема скорости, с какой надоедает жена.

Иногда после взрыва наступает примирение, но это ненадолго.

Если жена настроена на продолжение семейной жизни, ей надо бороться внутри себя против национального сказочного стереотипа жены.

Ей надо прыгать, как блохе, от одного образа к другому, соблюдать подвижность, не превращаться в обыденность, играть в разные сексуальные игры и работать — работать, чтобы вырасти в личность и состояться.

Когда в жене нет личности, в ней мало что можно любить после первого года непрерывного секса. Конечно, ей можно родить. Дети, понятно, цементируют отношения на какое-то время.

Потом цемент трескается и осыпается. Но главное: бежать подальше от треша русской сказки с отвратительным образом жены. Бежать и бежать.

И, может быть, тогда, в конце пути она встретится не с новым любовником, а со своим собственным мужем и поймет наконец, что его враги — это ее враги.